Если парень из скромной семьи более сметлив – это вызов.
Ныне живущие безвестные Каныш и Гани,
Каково вам? Вам каково?
Если вы так сильны, силы корысти,
Сумейте холмы приподнять до гор!
Мы умеем только жадно взирать на вершины,
Между тем как холмы имеют больший достаток.
Только достаток – мера измерения нашего времени.
Нет, и не пытайтесь, ничего не сможете изменить.
Кто-то ходит, готовый лопнуть от зависти,
Что же касается меня – не знаю, куда деваться от стыда,
Хотя и я предпочитаю сверканье меча,
Вытащенного из ножен.
Пред престолом и перед плахою клянусь –
Поклоняюсь тем пламенным словам,
Которые звучат в устах страстного певца,
Под ними готов расписаться и я
Не пером своим, а мечом.
Поклоняюсь вершинам гор ради духа,
Паху овец на холмах ради тела...
Я тоже бывал попутан сатаной-хвастовством,
Но не смею даже подумать сказать,
Что пожимал руку такого героя, как Бауржан,
Потому как страшно боюсь умалить
Обыденным действием
Сияние духа на лике мужа.
Возможно, и я сумею пройти тысячи дорог,
Но знаю – мне не забраться на вершину вершин,
Потому как есть у них удивительное свойство –
Становиться ниже, доступней для каждого,
Терять свою высоту,
Если из гордыни или из-за духовной слепоты
Я взберусь на эту вершину.

4
Когда Алатау надевает корону солнца,
Когда воробьи, проснувшись, начинают свою болтовню,
Мой стригунок- мечта начинает свой бег от меня,
А я пускаюсь за ним в погоню,
Выбрав подлинней и покрепче курук,
Оседлав своего битюга – каждодневный труд.
Дни смыкались с ночами в этой погоне,
Не ради славы себя изматывал –
Боролся за право
Себя пред собой по праву
Признать высотой
Без тени смущения.
Увы, у нас не узаконено право быть,
Всего лишь пытаться имеем право.
Какими путями пытаться,
Зависит от твоего умения думать.
Если бы овладеть знанием лесника о лесе,
Можно было бы говорить о знании Родины.
Обретенными в этой учебе просветленностью и чистотой,
Со всей своей любовью и поклонением,
Подобно первому снегу, упавшему на вершину,
Не смущаясь величием высоты,
Не смущаясь известностью Бауржана,
Глядя смело в пламенные глаза героя,
Хотел бы и я пожать руку великой славы,
Хотя бы разок поприветствовав: “Асса-лау-ма-галейкум!”.
Но не пойду на легкую удачу,
Хотя люди, по своей сути великодушные и снисходительные,
Именно по этой причине скажут,
Что воспользовался тем снисхождением,
До которого, обычно, снисходят великие
По отношению к жалким –
Потому-то никогда удачу не приму,
Даже если он вежлив по натуре –
Не хочу принизить высоту героя,
Нагло взяв его за руку.
Потому как за славу Бауржана
Я в ответе перед великими и убогими,
Перед будущим, перед легендами,
Перед честью, страданьями и совестью!
Если бы слава распространялась по воздуху,
Эхом отражаясь от скал и камней,
Каждое дело свое доведя до совершенства,
Муки свои продлив и превратив их в песнь,
Я был бы готов пот свой кровью пролить!
Момыш-улы пролитой кровью своей
У жестокой судьбы вырвал победу!
Я же и лопатой, и домброй орудую,
Тоже пот проливаю, но мне не видать победы,
Как бы ни было обидно и жаль, –
Можете хотя бы по этому судить,
Насколько вода, даже соленая, дешевле крови.
Не жалея сил, как рудокоп, слагаю стихи,
В каждое слово вкладывая душу и боль свою,
Хотя и повелось, что “топорище не опережает топор”,
Смогу доказать,
Что бывает и наоборот.
Смогу доказать,
Что “и один в поле воин”,
Когда он не топор, а меч.
Пусть говорят “топорище не опережает топор”,
Не минет крови обнаженный меч,
Потому-то я и держу себя в ножнах,
К чему в мирное время бранная сечь?!
Всего лишь позволю себе от имени тех,
Кто проливает пот, преклонить колени
Пред теми, кто кровь проливал!
Необъятность мира – героизм,
Высота вершин – героизм,
Когда вижу вершину – на меня тоже находит гордыня.
Между тем мы всего лишь рабочая скотина,
Которая не уходит дальше своего двора,
Превращаемся в ничтожества,
Которые не видят разницы
Между преклонением и покорностью,
Между поклонением и отречением!
Что и говорить, можно преклоняться по-разному;
Когда бы я не понимал твоего смысла,
Тебе не поклонялся бы, слава!
Только теперь понял необходимость,
Взяв тебя за руку,
Хотя бы однажды сказать “асса-лау-ма-галейкум!”.

Увы, для этого я робкое существо,
Даже выпив, остаюсь смирным –
Так дуб, выросший на ветру,
Замирает в духоте пасмурного дня.
Мне видится,
Что невосприятие, непонимание меня обществом
Радует всех, кто привык пресмыкаться, –
В этом вся вина моя заключается,
За это осуждаем, а была бы какая иная,
Сумел бы, думаю, оправдаться.
Страданий, любых страданий все-таки
Предпочтительней счастье сокола!
... Однажды некто, кто не отличался
Ни проницательностью, ни особой зоркостью,
Сказал обо мне: “Ты человек в наморднике”,
Но я не поднял руки на оскорбителя
В силу своей воспитанности,
Предпочел ограничиться ответом:
“намордники носят собаки”.
Как понял, он хотел вызвать во мне озлобление –
Ведь робкие всегда нуждаются в кнуте.
Не стоит враждовать из-за слов,
Хотите напялить, что ж, валяйте,
То только томагу – колпачок,
Что надевают на беркутов.

5
Только народ родит богатырей,
Ты явил ми