еть дотла
Грозная сила мести ему помогла,
Вознестись и, вспыхнув, – сгореть.
Но не каждому дано такое вознесение,
Но не каждому дано такое горение.
Как никто, возможно, он жизнь любил и знал ей цену,
Возможно, это знание дало ему силы
Такую жертву принести на алтарь жизни,
Какую дано приносить единицам.
Когда озлобленный враг наступал,
Когда все на своем пути сокрушал,
Что оставалось – как не закрыто собою дзот,
Только чтобы не видеть торжество врага.
Матросов не мог умереть по-другому,
Матросов никак не мог себе позволить
Умереть по-другому!
Как горный пик,
Взметнувшийся к солнцу, пробив облака,
Он яростным кличем миру явил
Свой доселе невиданный подвиг.
Что мир? – в мире была тишина,
И небо было мирным, нежным и тихим...

Вокруг мир и покой,
Будто и не проходила сеявшая смерть гроза
Распускаются, нежно алея, бутоны,
Стираются скакунов следы.
Будто вовсе не было героев и повода для героизма,
Будто вовсе и не рождались Матросовы.
Звеня серебром льда и снегов,
Стоят взметнувшиеся к небу вершины,
Как свидетельства присутствия на земле высоты,
Бросая вызов, вызывая броженье умов и раздражение,
Как воплощенное святотатство!
Как многое нынче нас раздражает,
Как вызов, который бросает нам то,
Что несоразмерно с реальным статусом.
Мы дожили до того, что и войну воспринимаем
Как атавизм, как проявление непродуманной жестокости.
Что ж, всесильное время делает свое дело,
И если война для нас атавизм, –
Это тоже примета мирного времени,
Когда люди не желают смерти, даже героической.
Как мы, бедные, потеем от потуг,
Тщетно пытаясь понять,
Откуда взялись среди на герои?!
Вода забурлит – вызов,
Вершины теряются в облаках – вызов.
Стоит мне проявить благородство,
Как чувствую, что этим бросаю вызов,
О чем читаю в глазах многих.
А что, и вправду, у вершин вызывающий вид,
Если смотреть глазами бугорков.
На вершинах даже тучи не задерживаются –
Всего лишь молва,
Но даже молва не дает покоя, раздражает холмики,
Потому как вершины не завидуют холмам.
Люди, осуждающие волкодава за неуменье тявкать,
Отсутствие зависти воспринимают как вызов!
О, будь благословенна природа-мать,
Сколько ты наплодила ничтожеств!
У мужества есть сила говорить правду,
Есть сила прямо смотреть в глаза –
Именно героем произнесены слова:
“Счастью лягушки предпочитаю страданья сокола!”

3
Как-то сидел на вечеринке одной
С медовоязыким тамадой.
Посчитав, что вино и шампанское
Не “согреют” как надо,
Начали с водочки и коньячка.
Хозяин дома был щедрый малый,
Пошло по кругу угощение:
Каждому гостю – свой кусок от ритуального барана.
Крестины – самый счастливый семейный праздник.
Кучке с горсть в залог на будущее
Дали имя самой высокой вершины –
Бауржаном назвали новорожденного,
Как если бы целый век вместили в минуту.
Обрадованные удачно найденным именем,
Выпили еще по одной рюмке
(хозяин был непьющим, но и он выпил).
Тогда кто-то, решив похвастаться знакомством с Момыш-улы,
Небрежно заметил: “У него неприлично топорщатся усы! –
И, смеясь, добавил: – Шел он однажды, блистая этой красой,
Я, дождавшись, поздоровался за руку”.
Держитесь, рюмки, стаканы, фужеры!
Вдруг раздался сдавленный крик:
“Чего ты чешешь языком,
Как ты смеешь о покойном непочтительно говорить?!” –
И вмиг кулаком расквашен был нос
Неосторожного хвастуна.
Кулак принадлежал щедрому малому,
Счастливому отцу, устроителю крестин.
“Из-за невольно сорвавшихся слов
Разве пристало бить гостя хозяину? –
Возмущался один из пожилых гостей. –
Это уж совсем никуда не годится!”
Но все остальные сидевшие
Не осудили молодого отца.
Самое удивительное –
Жена побитого упрекнула мужа:
“Что ж, получил по заслугам”.
Видать, бедолага расплатился зубом,
Не отнимая рук от лица:
“Простите!” – прошепелявил покорно,
И тут же вышел из комнаты.
Веселье между тем продолжалось
И все сильней разгоралось.
Гости начали ушедшего шумно оправдывать:
Разве так уж велика вина в том,
Что захотелось ему похвастать,
Вот, мол, здоровался за руку с самим Бауржаном.
Хозяин, вспотев от смущения, засуетился:
“Простите! Получилось неловко!
Я за оскорбление принял слова:
“У него неприлично топорщатся усы!”,
А они были, видно, сказаны любя,
Ведь сам он, подражая Бауржану,
Отпустил усы и то и дело их закручивал,
Чтобы они хоть как-то походили на Бауржановы,
Которые в любой момент были готовы встопорщиться”.
Желание походить на героя, хотя бы усами, –
И есть выражение народно любви!
Какая вина может быть в поклонении –
Так за свой восторг был он оправдан.

Предпочитаю любые страданья,
Любые, и все таки
Счастье сокола выше счастья прочих.
Осторожней, о, осторожней,
Люди, с оглядкой бахвальтесь!
Может хвастать знакомством с Бауржаном,
Но при этом... не забывайте про свои носы.

По тому, как слово одно не простил,
По тому, как по носу гостю угодил, –
Понял я, что горячее других,
Что последовательней других отец ребенка –
Уже тем, что назвал Бауржаном сына.
Если огнем, данным природой,
Тебе не под силу управлять,
Не стыдись своего бессилия.
Гораздо больше неугодных понятий,
Чем неугодных усов героев.
Если парень-сирота живет зажиточно – это вызов,