Взрыв... за ним еще один и – сон.
Лишь подумал с горечью – исчезну!
Это все, что мог осмыслить он,
Падая в сверкающую бездну.
3.
Дышат хрипло, тяжко стонут,
Бредят вскрикивая... Ад!
Он – живой, но, тьмой спеленут,
Жизни Жанайдар не рад.
Горько жить вот так, незрячим,
Средь кромешной темноты.
Так и тянет с глаз горячих
В ярости сорвать бинты...
Сделал бы, да силы мало.
Вскинет руку, но, легка,
С полпути на одеяло
Вяло падала рука.
– Жанайдар! – сосед свистяще
Окликает. – Не уснул?
Вот и я не сплю... Все чаще
Вспоминаю, брат, аул.
Вижу брата, маму в поле,
Речку вижу, камыши.
Письмецо черкнуть им, что ли...
– В чем же дело? Напиши, –
Жанайдар кивнул. – Преграды
В том тебе как будто нет...
– Жанайдар, браток, не надо.
Ты живой... Живи сто лет!
Бед, поверь, полна палата.
Кун внесли и млад и стар.
– У меня... такая плата! –
Чуть не вскрикнул Жанайдар,
Но сдержался. – Видят боги,
Плата вышла дорогой.
Как же мне мои дороги
Одолеть с одной ногой.
Да еще слепым... Случится,
Упаду... И все – не встать!
Кто поможет? Огорчится?
Да никто... Вот разве мать.
Эх, судьба... Стрелой каленой
В лет ударила – готов.
По весне в траве зеленой
Мне не рвать уже цветов.
К небу, что теплом лучилось,
Не поднять счастливых глаз.
Это все уже случилось
Некогда, в последний раз.
Степь моя – шальное лето
Трав густых девятый вал.
В годы те от буйства цвета
Я порой и уставал.
Приближаясь к неизбежности,
Я не раз себя корил –
Почему так мало нежности
Я любимой подарил?
Что же я имею ныне?
Ничего... Во тьме своей
Лишь с утратою святыни
Понял я и цену ей.
Невозвратен, словно детство,
Мир цветной... Когда он был,
Мне б глядеть, не наглядеться
В очи всех, кого любил.
Мне б глядеть в газа любимой,
Видеть друга, сына, дочь.
Для меня ж сегодня зримой
Остается только ночь.
Утро будет – солнце встанет
И для всех растает тьма.
Но моя вовек не канет,
Сладкой ложью не обманет,
Разве что сведет с ума.
4.
Ну, вот и он из госпиталя вышел.
Так хорошо дремать под стук колес.
Он этой песни много лет не слышал,
Она проста, но трогает до слез.
Все позади – война, дороги мщенья.
И зазвучала – не в душе ль самой? –
Ликующая песня возвращенья
В родной аул, к семье, к себе домой.
А вот и дом... Он открывает двери.
В испуге сын попятился... Жена,
Всплеснув руками, вскрикнула, не веря
Тому, что видит... Из объятий сна
Он вырвался. Во тьме рукой пошарил.
Припомнил все... Глухая темь – тесна.
И в эту темь он кулаком ударил.
О черный мир, он стал еще черней!
Покой палаты ненавистно-душен.
Сгорали дни, и пепел этих дней
Накапливался, убивая душу.
Но час настал, и вот уж наяву
Он шел к вокзалу через шумный город.
Живу, шептал себе он, я живу,
Мне надо жить, ведь я еще так молод.
И вдруг внезапный страх его обжег.
Подумал он – куда ему, калеке?!
Сейчас земля рванется из-под ног,
И рухнет он, и пропадет навеки.
Очнись, солдат! И, на себя сердит,
Он сделал шаг, потом другой и третий.
Шел по земле наощупь инвалид –
Еще один на этом белом свете.
Нет, он живой, не канул, не исчез.
Дорога длится, нить свою разматывает.
И на земле еще один протез,
Его протез, следы навек впечатывает.
* * *
С тех пор немалые года
Прошли... он жил и не смирился
С тем, что утратил навсегда,
От жизни он не затаился.
Несчастьем обостренный слух
Ловил звучанье жизни вечной.
Смех молодых и плач старух –
Плач безутешный, смех беспечный.
Плоха ли жизнь, иль хороша,
Она – одна, так пусть исполнится.
Пусть на закате дней душа
Воспоминаниями полнится.
Он сам в ночи и тишине,
Давно забывших о пожарищах,
Вдруг вспоминает о войне,
О старшине, о всех товарищах.
И ясно так, как высший дар,
Он голоса ночами слышит:
“Живи, мужайся, Жанайдар!
Солдат живет, пока он дышит”.
И он вставал с утра как все,
И не искал труда попроще.
Ходил с косою по росе,
Сам посадил, взлелеял рощу.
Шумит прохладная листва –
Свидетель мужества и воли.
Что есть превыше торжества
Труда, рожденного из боли?!
Благословен мечты полет!
Когда он утром косит травы,
Он представляет, что плывет
В ладье по древнему Атрау.
Благословенна власть труда!
Спасенье от тоски – работа.
И день пройдет не зря, когда
Прольешь хотя бы каплю пота.
5.
Он помнит эти двадцать лет,
Они до острой боли зримы.
Цвели сады, теряли цвет,
За летом вслед спешили зимы.
Да, это так! Из темноты,
Незряче вглядываясь в дали,
Он видел, как в степях цветы
Под жарким солнцем увядали.
Проходит все. И ничего
Не возвратится – лишь приснится.
Вот так и молодость его
Прошла и вновь не повторится.
И все-таки она – была!
С тех пор воды немало сплыло.
Уже и голова бела,
Не оттого ль она бела,
Что горе непроглядным было,
Что черной выпала беда
Ему, вчерашнему солдату?
Исчезли в мареве года,
И сроки подошли к закату.
Бывает – коль идти невмочь,
То путник, почернев от жара,
Глухую коротает ночь
У одинокого мазара.
Степям широким невдомек,
Зачем он здесь... Да что об этом!
Ему далекий огонек
Не промерцает теплым светом.
И не отступят думы прочь,
И сон хороший не приснится.
Одна лишь ночь, сплошная ночь
Вокруг и в нем самом таится.
Он к этой ночи так и не привык!
Мой друг, веселый