Сборник “Солнцеворот”

Издательство “Жазушы”, 1994 г.
Перевод – Еженова А.
«Қыран қия (поэма)» – Қыран қия

Орлиная высь
Поэма
“счастью лягушки предпочитаю
страданья сокола”.
Бауржан Момыш-улы

1
Все мы, кто утонул в зависти,
Кому отказано в восторге,
Решив, что счастье всех вершин
В тех облаках, что их венчают,
Привычно дни проводим в праздности.
Забыв о Божьем помазании избранных,
Тщетно вступаем в единоборство.
Кем нужно быть, чтобы сказать:
“Чтоб мне расти, ты должен сгинуть!!
И снегу не дано удержаться на вершинах,
Лишь избраннейшим дал это Всевышний.
Мы привыкли завидовать этим единицам,
Не зная, какие муки несет одиночество.
О глубины, вы глубинны, глубок и ты,
Вы постигаетесь теми, кто имеет свою глубину.
Как часто слышал поэтов упрек,
Что будто бы пренебрегаю ими.
Кто из нас познал глубины тех, кто был до нас?
Кто сильнее был и честнее нас,
Чьи мысли были смелее наших,
Были горше, горячее слова их строк,
Кто во многом не походил на нас?
Глубины Гете, Пушкина и Цицерона
Плескались и штормили морями.
О великие горы, клекот ваших орлов,
Перекликается с гусиным гоготом ваших озер.
Когда-то многочисленного врага победили
Всего лишь триста спартанцев,
они были глубинами своего ремесла,
Они были вершинами своего ремесла.
А мы лишь старались внушить,
А мы остервенело остерегали,
“глубина утопит” – завистливо шипели.
Возможно, вовсе не от невежества?
Людей по-прежнему манит глубина,
Но были такие, что проверяли глотки,
Приставив к горлу дуло.
Людей по-прежнему манит глубина,
Невольно люди поклоняются ей.
Галилей был тоже человеком глубинным,
Так и умер, не сумев донести
Ни мечты своей, ни мыслей.
Томас Мор был тоже глубинной личностью –
Остался всего лишь бессмертной легендой.
Сколько фантастических возможностей
Было предложено им, как сказочной золотой рыбкой,
Да только не сумели люди постичь глубины,
Хотя она для них была вожделенна,
И осталось ему утонуть в собственной глубине.
Обмелело нынче понятие глубины –
Бываем рады до смерти,
Если кому-нибудь погрозим кулаком.
Вытащив из болота, лягушек возводим в личности,
Резонно полагая: откуда набраться кречетов?
Чтобы людей отстранить от глубины,
Мы пугаем, мол, “глубина – утопит”.
Нет, все это чистейший обман, уловки,
Чтобы любыми путями отвести
Занесенный меч – меч времени
За все веками свершаемые грехи.
Заштормите, моря, вспеньтесь, белые гривы волн,
Бейтесь сильней о мрачные берега!
Волны – всего лишь моря игра,
А эта игра – наравне с всесилием,
Которую оценит только Всевышний.
О природа, все вокруг – это твое творение,
Поражать – для тебя занятие обыденное,
Все вокруг – твоего духа, твоей воли воплощение.
Стоит тебе всего лишь улыбнуться,
Как выплывает медногривое солнце.
Когда, восхищенная, воскликнула ты,
Вырвались из гортани, взметнувшись, горы.
Когда ты бываешь сердита,
Прорываются потоки воды.
Что ни возьми, что ни назови вокруг –
Все, все твое воплощение и твое волеизъявление.
О природа, мудрая и суровая мать,
Почему только мне дала жажду глубины?!
О время-океан, ты оставляешь меня на берегу,
О горы-мечты, вы меня оставляете в пустыне
Среди множества бугорков.
Как ученик, ожидающий подсказки у доски,
О время, я привык оглядываться на тебя,
Воздавая горам за их высоты,
Воздавая океанам за шторма!

2
На постаменте с непокрытой головой –
Александр Матросов, юный герой.
Стоит всего лишь имя его произнести,
Как нежность разливается в груди.
Со своей непохожей судьбой,
Со своей несбывшейся мечтой,
Но я без оглядки свою жизнь доверил бы ему,
Как если бы прошел с ним огни и воды,
Готовый с ним делиться самым сокровенным.
Возможно, не принимал бы всерьез
Святость слова “герой”, когда бы
За ним бы не стояла отданная жизнь
И мы с тобой не превратились бы
Ты – в черный камень,
Я – в зеленый дуб.
Нет народа, который не породил бы героев;
Кто между пятнадцатью и сорока пятью
Не бредит героизмом, не мечтает держать
В руках меч богатырский?
Люди, снимите шапки, проходя мимо
Каменного мальчика с непокрытой головой,
Потому что такие, как Александр Матросов,
Наши с вами братья, сыновья или отцы!
... В тот самый вьюжный рассвет,
Когда юное тело бросил на дзот,
Вы думаете, не осознавал он,
Что через мгновенье умрет?
О нет, каким бы прилежным солдатом ни был,
Каким бы приказ приказом ни был,
Он тоже предпочел бы остаться живым.
Нет, не приказ его бросил на огонь
И не устав, каким бы строгим он ни был.
Не желанье обессмертить себя, став легендой,
Не желанье красивой смерти
У всех на виду, о которой мечтают иные.
В те секунды, когда шла борьба в сознании
Между жаждой жизни и исполнением долга,
Не о бессмертье, не о красивой смерти он думал,
В нем победило сознанье, что за ним – Москва
Сверкает золотыми куполами
И на нее не должна пасть даже тень
От вражеских знамен со зловещей свастикой!
Когда бросил на огонь свое юное тело,
Не думал, что за собой поведет остальных.
Когда была бы возможность остаться в живых,
Как бы он тоже праздновал жизнь среди других!
Он осознал, что пробил час, час смерти,
Великий час, час духа – самопожертвования;
Возжечься пламенем и сгор