Сборник “Солнцеворот”

Издательство “Жазушы”, 1994 г.
Перевод – Еженова А.
«Қанішкен» – Қыран қия

Канишкен

Канишкен, а кровопиец,
Чью это кровь ты выпил?
Скатившиеся
На траву капли крови
Вспыхнули огоньками цветов.
Как обидно, однако,
Такую красоту вокруг
Обозвать, как проклясть, –
Целый край назвать Кровопийцем.
Начал тужиться
Со всем тщанием, чтобы понять
Сей казус.
При этом казалось, что ноги утопали в крови,
А между тем – земля как земля,
Будто никогда не знала крови,
Такая мягкая, как пух, лежала –
И все-таки, почему сохранилось название Канишкен?
Кто-то, растянув рот до ушей,
Спросил меня: – Как это твой аул называют?
Мне осталось ответить: – Канишкен, да, да, Канишкен!
– Ой, какое название жуткое! – он отшатнулся. –
Говорят, земля своих сыновей лепит по своему подобию,
Ты-то что будешь пить, эй, кровопиец?!
Шутки не нравятся, когда задевают честь,
А тут насмехаются над тем,
Что дорого мне, что ношу в себе, – над моей родиной.
– Сто поэтов, вместе сложенные,
Не любят свою землю так, как я один!
Хоть и были произнесены эти слова
С гордостью, выделяя каждый слог,
Но все же какое-то смущение закралось в душу.
До сих пор, получается, не задумывался
Над смыслом названия –
Как часто бывал наказан за то,
Что ничему не придавал значения!
Почему так назвали этот смирный край,
Почему вызывает название страх,
Какая трагедия причиной такому названию, –
Земля-то здесь вся из песка,
Есть и вода,
Да и трава всегда зелена и нежна?
Не только палки, не найдешь камешка,
Чтобы кинуть в кого-то.
Почва подобна европейским пляжам,
На которых не отыщется ни занозинки,
Чтобы воткнуться в босые ноги.
После такого описания
С некоторым подозрением
Молча уставился
На нору сурка,
Опасаясь ее средь бела дня.
То ли ветер рассеял по свету
Ценность этой земли;
Может быть, планета чужая –
Та земля, которую до сих пор считал счастливой?
Вдруг родную степь, что взрастила меня,
Поглотила дымка и превратила в мираж.
И тогда я взмолился:
– Канишкен, к тебе я устремлялся всегда,
Для меня ты был колыбелью счастья.
Чем же ты провинилась, земля моя,
Что могла сотворить,
Чью же кровь ты выпила?
Тут показалось, что необъятная степь
До самого горизонта
Будто бы вздрогнула и затряслась
От давней обиды, боли, возмущения
И будто послышался тяжкий вздох.
Показалось, будто волосы земли вздыбились,
Ощетинились кугой, тростниками, камышом.
Соленые озера, что дремали,
Вдруг всколыхнулись,
Без урагана заштормили.
Вздыбились белые песчаные гривы
Рыже-рябых вершин барханов.
А белые березы в серебряных серьгах
Запели неожиданно колоратурным сопрано.
Как змеи, что стали мигрировать,
Вдруг все дороги столпились у переправы.
Из норы, что вырыли сурки,
Как из трубы, посыпались искры.
Возвышенья походили на насупленные брови,
А молодые всходы высунули зеленые языки
Из оттопыренных губ борозд:
– Прошедшие дни не были похожи на сегодня,
И эта земля не была такой, как сейчас,
А вместо травы вырастали мечи и дубины,
Кровью расцветали цветы,
На которых роса мерцала слезами.
От поднятой пыли темнели росы,
Мктные слезы текли из глаз.
Сурочьи норы заполнили эти слезы.
Воды, тяжелее свинца,
Горше яда,
Затопили землю,
Но это скрывают, смеясь, грязные озера.
Коварны пески,
Но время – время коварней песков.
Зашелестели, добавляя подробности, куга, камыши.
– Все это навело страх на врага,
Земля защищалась, сжав песчаные губы,
Стиснув колючие зубы.
– Ай, Кровопиец! – закричал я, теряя терпение,
К тебе же я каждый год устремлялся,
Как пуля летел,
Ты был тем желаньем, которое, наконец, сбылось!
Скажи, скажи, Канишкен,
Чью же кровь, в конце концов ты выпил?
– Легче всего ничего не знать,
А еще вернее для оправдания сказать,
Что был задан вопрос, не получен ответ:
Какие только “друзья” не разоряли
Этот край,
Какие только честолюбцы не драли горло,
Не били себя в грудь,
А народ, потеряв надежду на справедливость, покидал край,
А враги, полагаясь на свое число, нападали.
А между тем, ворона состязалась в пеньи с соловьем,
И каждый из них набирал очки;
Кто его знает, может, есть и в этом свой резон, –
Вот что сказали земляника и ежевика.
Сжались в кулак возвышенья и хребты,
А народ почернел от накопленной мести.
О герои, испустившие дух, уповая на Всевышнего,
Не осуждайте живых, не осуждайте!
Ведь не осталось рук, пригодных
Держать кетмени и лопаты.
Были весны, когда в степи
Ни одного прутика, ни единого листочка не зеленело.
Сколько раз вместо воды
Кровью свою жажду утоляла
Рассохшаяся земля.
Топоры вместо дров рубили головы,
Кетмени рыли могилы вместо арыков
Когда одни отдавали жизни,
Находились такие,
Что присваивали себе их славу.
Закаленная сталь расплавлялась, как жесть,
Золото превратилось в медь.
Кровь, что заполняла следы тулпаров,
Не успевала впитываться в землю.
А судьба – она всегда была слепа,
Она горазда искусно наказывать –
Из неудач сплела крепкие петли
Да и поймала в них всех достойных мужчин.
– Мы, – сказала земляника, – только от крови красны.
– Мы, – сказала ежевика, – только кровью зелены.
Ветер колышет на лугах землянику,
Ветер колышет ежевику.
И вдруг,
Как в